Это особая, отдельная, страничка в судьбе русской ёлки.

Люди, уехавшие за границу, очень бережно хранили память о России и соблюдали все русские традиции. Ёлка для них была одним из главных символов родины, которую пришлось покинуть из-за революции. Праздновали все великие православные даты; но на особом месте были Пасха и старое Рождество.

Тысячи русских семей за границей в Рождество вспоминали самые милые моменты своей жизни, и большинство этих воспоминаний ассоциировалось с ёлкой.

Часты были ностальгические воспоминания и в прессе. Например, в парижской эмигрантской газете «Возрождение» писали: «Сейчас в центре рождественского веселья, преимущественно в городах, стоит убранная свечами, разукрашенная ёлка – символ Небесного Света – нашего Спасителя. Сияющая огнями ёлка не потеряла своего обаяния и на чужбине – она связана невидимыми нитями с нашим милым и невозвратным прошлым»;
«…раскрыв коробку со старыми ёлочными украшениями, можно неожиданно вспомнить многое…
Сегодня опять, во сне,
Я вспомнил мой первый шаг:
Весёлый пушистый снег
И отблеск ёлки в свечах».

Рождественская ёлка превратилась и в один из устойчивых образов эмигрантской литературы.

Так, русский писатель, публицист И. С. Шмелёв в книге «Лето Господне», над которой он работал в эмиграции с 1933 по 1948 год, писал: «Перед Рождеством, дня за три, на рынках, на площадях, – лес ёлок. А какие ёлки! Этого добра в России сколько хочешь. Нe так, как здесь, – тычинки. У нашей ёлки… как отогреется, расправит лапы, – чаща».

А князь Ф.Ф. Юсупов в своих эмигрантских мемуарах рассказал о ёлках, которые устраивались в их петербургском доме на Мойке: «Готовились целыми днями, на стремянках вместе с прислугой наряжали высоченную ёлку, до потолка. Сиянье стеклянных шаров и серебряного дождя зачаровывало наших слуг-азиатов. Прибывали поставщики, доставляли нам подарки для друзей, и суматоха росла. В праздничный день являлись гости – почти все дети, наши ровесники, приносили с собой чемоданы, чтобы унести подарки. Подарки нам раздавали, потом угощали горячим шоколадом с пирожными и вели в зал на “русские горки”».

Несмотря на то, что денег было чрезвычайно мало, русские эмигранты, по возможности, устраивали для детей общественные и домашние ёлки.

Вот пример. Марина Цветаева в детстве очень любила феерический праздник ёлки (её сестра Анастасия написала об этом в своих воспоминаниях). В письмах из Франции чешской приятельнице Анне Тесковой Цветаева постоянно упоминала о ёлках, которые она обязательно устраивала для своих детей. 3 января 1928 года она написала, что подарки дети «получат послезавтра под ёлкой»; 2 января 1937 года: «Но ёлка всё-таки была…»; 3 января 1937 года: «…непрерывно о Вас думала, особенно под нашей маленькой ёлочкой, вернее сказать – над!»; 26 декабря 1938 года: «Но ёлочка всё-таки – была. Чтобы Мур когда-нибудь мог сказать, что у него не было Рождества без ёлки, чтобы когда-нибудь не мог сказать, что было Рождество – без ёлки. Очень возможно, что никогда об этом не подумает, тогда эта жалкая, одинокая ёлка – ради моего детства…»; 3 января 1939 года в последнем письме из Франции: «У нас была (и ещё есть) ёлочка, маленькая и пышная, как раздувшийся ёжик».

Итак, можно с уверенностью отметить, что праздник ёлки русских эмигрантов был самым что ни на есть традиционным, настоящим, с соблюдением всех правил и канонов.